Кафе и рестораны – здесь рождается общественное мнение

Еще до того как я впервые побывала во Франции, меня всегда удивляли истории о том, сколько времени французы проводят в кафе. И завтракают, и обедают, и ужинают, и проводят деловые встречи, и, раскрыв на столике ноутбук и положив рядом с чашечкой кофе мобильный телефон, смотрят последние новости в Интернете, и отвечают на письма, и беседуют об искусстве и литературе, и сочиняют стихи… Причем все это доступно людям невысокого достатка – французы завтракают в кафе так же обычно и без помпы, как мы жарим на кухне яичницу и варим кофе. В Париже кафе соревнуются за право считаться самым лучшим утренним или самым посещаемым вечерним.

В кафе и ресторанах рождается общественное мнение: здесь спорят о политике и последних принятых законах, активно обсуждают президента Саркози и его очередную супругу-итальянку, пишут книги и проводят литературные диспуты. Знаменитые писатели Жан-Поль Сартр и его супруга Симона де Бовуар, автор нашумевшей книги «Другой пол», ставшей манифестом феминизма, вообще работали в парижском кафе «Флора» («де Флор») в Сен-Жермен-де-Пре. Здесь они писали книги, принимали друзей и спорили обо всем на свете за чашечкой крепкого кофе.

Сен-Жерменское предместье Парижа с XVIII столетия считалось одновременно аристократическим и литературным. Названное в честь Святого Германа (Жермена), епископа Парижского и советника короля Хильдеберта I, оно объединяло людей с голубой кровью и острым языком. Здесь находились литературные салоны мадам дю Деффан, мадемуазель де Леспинас, мадам де Сталь… Поэт Альфред де Мюссе, возлюбленный Жорж Санд, провел в Сен-Жерменском предместье лучшие дни своей юности. Сейчас в Сен-Жермен-де-Пре, на улице Себастьяна Боттена, находится Мекка и Медина всех парижских литераторов – издательский дом «Галлимар».

Кафе «Флора» открылось в 1887 г. и стало любимым заведением богемы. Здесь регулярно бывал поэт Гийом Аполлинер, сюда частенько заходили Пабло Пикассо и его вечный соперник Амедео Модильяни. Писатель Борис Виан играл для посетителей кафе на саксофоне. В 1920-е гг. «Флора» стала любимым пристанищем русской богемы, эмигрировавшей во Францию после Октябрьской революции и Гражданской войны. Сюда часто приходила Марина Цветаева. Иногда одна, а иногда вместе с толстеньким мальчиком с вязаной шапочкой или беретиком на голове. Мальчика звали Мур – Георгий Эфрон. Это был обожаемый сын Марины.

В фирменном магазине коньяков в г. Коньяк

В 1960-е гг. «Флору» облюбовали киноактеры, режиссеры и модельеры: Брижит Бардо, Поль Бельмондо, Роман Полански, Джейн Фонда, Ив Монтан, Симона Синьоре, Ив Сен-Лоран, Карл Лагерфельд, Ги Лярош. Сейчас во «Флоре» посиживают и американские кинозвезды, а любопытные туристы не сводят с них глаз. «Флора» – относительно молодое кафе, если сравнить его с «Прокопом», открывшим свои двери в 1686 г., когда сицилиец Франческо Прокопио решил порадовать парижан шедеврами высокой кухни своей родины! Кстати, через сто лет после открытия «Le Procope» в Париже насчитывалось тысяча сто кафе, в 1825 г. – три тысячи, в 1869-м – четыре. Между двумя мировыми войнами число кафе перевалило за семь тысяч!

Когда смотришь на вывеску парижского кафе «Прокоп» на улице Ансьен Комеди и видишь надпись «Fond? en 1686» («Основано в 1686 году»), начинаешь понимать, что такое традиция, освященная веками, передающаяся из поколения в поколение. Сохранилось ли у нас хоть одно кафе, основанное в XVII в.? Едва ли. Мы любим все новое и новенькое, такое, чтобы по последнему слову моды, чтобы блестело и сияло стеклом и сталью, но как-то забываем о том, что новизна – еще не гарантия качества. А французы любят все старое, надежное, выдержавшее проверку временем, но при этом не забывают о новом. Только во Франции я поняла разницу между «старым», «новым», «новейшим» и «древним». У нас разница между словами «старый» и «древний» осознается слабо, а вот французы ощущают ее очень остро.

Итак, сицилиец Франческо Прокопио открыл в Париже, в 1686 г., кафе и для удобства назвал его своим именем, укоротив до более понятного французскому слуху «Прокоп». Это кафе, пропитанное ароматами самых разных сортов кофе, было в XVII и XVIII столетиях философским клубом. Вольнодумец Вольтер выпивал здесь по 40 чашечек крепкого кофе в день, обдумывая своим произведения. Революционеры Дантон, Марат и Робеспьер пили аперитив и мечтали о ниспровержении «старого режима». Марат и Робеспьер подумывали также о терроре, а сибарит Дантон – об увеличении своего состояния за счет имущества аристократов. Бомарше перед премьерой «Женитьбы Фигаро» пил и кофе, и аперитив, и вино, и, понятное дело, очень волновался. Сейчас в «Прокоп» приходит вечно юная Катрин Денев, которая живет неподалеку, на площади Сен-Сюльпис. Мадам Денев заказывает кофе и меланхолично помешивает ложечкой в крохотной чашечке. А рядом, за столиками, хищно улыбаются журналисты, готовые вцепиться мертвой хваткой в прекрасную Катрин!

На площади Сен-Жермен-де-Пре расположены еще два знаменитых кафе «Дё Маго» (Deux Magots) и «Липп» («Lipp»). Название «Дё Маго» переводится как «Два мандарина» (или – «У двух китайцев»). Своим названием кафе обязано статуям двух китайских мандаринов, установленным друг напротив друга. Эти мандарины, впрочем, больше похожи на мартышек. Кафе и поныне имеет репутацию литературного. Здесь бывали Поль Верлен, Артюр Рембо, Андре Жид, Пабло Пикассо, Симона де Бовуар, Эрнест Хемингуэй…

Здание кафе «Липп», открывшегося в 1880 г., считается памятником архитектуры. Фасад из полированного красного дерева и керамический декор внутри были созданы Леоном Фаргом. Это заведение соперничало с «Дё Маго», «Флорой» и знаменитыми ресторанами «Ротонда» («La Rotonde») и «Куполь» («La Coupole») на бульваре Монпарнас за право считаться самым литературным кафе Парижа.

«В “Ротонде”, где Модильяни хлещет абсент, не так весело, как у нас в “Собаке”!» – любили говорить в начале ХХ в. богемные завсегдатаи петербургского артистического кабаре «Бродячая собака». Но и в «Ротонде» было очень весело: здесь юная Коко Шанель пела свои фривольные песенки, а Амедео Модильяни писал портреты знаменитых посетителей кафе. «Ротонду» любили не только представители богемы, но и революционеры. Особенно хорошо здесь чувствовали себя Ленин с Троцким. Жаль только, что ароматный парижский кофе не отвлекал их от мыслей о мировой революции, превратившейся впоследствии в кровавый и жуткий хаос! Но судьба отомстила Троцкому: в той же «Ротонде», в глубине зала, любил сидеть мексиканский художник Сикейрос, который впоследствии будет причастен к убийству «Лёвушки». Так неумолимая логика разрушения сводила вместе убийц и жертв, только и те, и другие менялись местами и были одновременно и убийцами, и жертвами!

Парижанки за чашечкой кофе. 1920-е гг.

Сейчас «Ротонда» по-прежнему существует, но часть ее площади занимает кинотеатр. Однако здесь, как и прежде, можно съесть тарелку лукового супа, антрекот или морепродукты. А кофе в «Ротонде» такой же ароматный, как в начале двадцатого века!

В «утренних» кафе Парижа вам подадут настоящий французский завтрак – свежеиспеченную, благоухающую сдобу, великолепно сваренный кофе, сухарики (крутоны), омлет, варенье, салаты… В 8.00 на Монмартре открывается знаменитое кафе «Paris s,еveille» («Париж пробуждается»), где посетителей ждут нежнейшие круассаны, хлеб с оливками, орехами и изюмом… На горячее здесь предлагают шоколад или кофе. Заодно можно погадать на кофейной гуще, что парижане и проделывают каждый день, рискуя опоздать на работу. Эти утренние раздумья над крошечной чашечкой напоминают медитацию: непостижимо, как они умудряются так долго вкушать столь малую порцию. Удивление проходит, когда со временем осознаешь, что для французов главное в кофе, да и в любом напитке, – аромат, а не вкус. Бойкие официанты никогда не торопят «задумчивых» посетителей, поскольку уверены: еда – это наслаждение, а оно не бывает сиюминутным. Особенно, если знать толк и в том, и в другом.

Ни свет ни заря распахивают двери и французские булочные. Ведь без свежайшего багета с нормандским маслом или прованским вареньем невозможно представить завтрак настоящих парижан. А потому и спешат они с утра пораньше на улицу Шерш-Миди в одну из лучших булочных Poilane. Даже француженки часто и охотно едят сдобу, умудряясь при этом сохранять талию. Все дело в величине порции: если часами смаковать миниатюрную тарталетку или булочку с маслинами, не очень-то растолстеешь.

Если французские друзья пригласили вас в кафе, платят, как правило, они. Логика здесь проста: сами по себе вы в кафе не собирались, верно? А раз мы изменили ваши планы, то должны заплатить.

Самое лучшее утреннее кафе Парижа… Огромные зеркала в золоченых рамах, миниатюрные столики, мягкие кресла… Рядом со входом, под стеклом, выложены такие пирожные, что дух захватывает. Что же заказать? Я заказываю омлет, кофе и круассаны. Моя подруга Светлана Пушкарёва – яйца всмятку, кофе и пирожные. Ей приносят сложное сооружение из сухариков, напоминающее башню. Башенка затейливая, спору нет, но где же заказанные яйца всмятку? Оказывается, они под сухариками – сначала нужно съесть башню, а потом добраться до яиц. Фантазии поварам этого кафе действительно не занимать! Башня из сухариков поразила мое воображение.

В мягком кресле, с чашечкой благоухающего кофе в руках, я вспоминаю анекдот, рассказанный мне как-то французскими коллегами-учеными в шикарном ресторане «Ватель» в Лионе.

«Встречаются как-то русский, француз и американец. Видят картину – “Адам и Ева, изгнанные из рая”. Американец говорит: “Адам и Ева были американцами. Почему? Да потому, что они в тяжелой ситуации, из рая их выгнали, но вид у них – бодрый, и, стало быть, ситуация под контролем”.

Француз отвечает: “Нет, они французы. Посмотрите, они оба навеселе: явно успели выпить доброго старого вина. И едва одеты – у Адама из всей одежды только фиговый листок. Значит, недавно занимались любовью”.

“Нет, – грустно говорит русский. – Они из России. Почему? Да потому, что у них ничего нет, а они думают, что они – в раю”».

Дорогие соотечественники! Не обвиняйте меня в отсутствии патриотизма. Я во многом не согласна с этим анекдотом. Нельзя сказать, что у нас ничего нет. У нас есть бескрайние просторы и неисчерпаемые природные богатства. Но, увы, мы как-то плохо всем этим пользуемся… Если, конечно, сравнить нас с французами, которые умеют обихаживать каждый метр своей земли и из всего извлекают прибыль. Ну как бы вы подали яйца всмятку? Ну, на тарелочке с голубой каемочкой… Ну, в хрустальных рюмочках… С листочками салата на тарелке – в лучшем случае. А тут – башня из сухариков! И клиент – очарован, и кафе держит марку!

Все-таки испортил нас советский общепит: отвыкли мы от квалифицированного (изящного, как бы сказали французы) обслуживания и виртуозно приготовленных блюд. Мы уже не падаем в обмороки в европейских и американских супермаркетах, но до последней минуты бегаем по ним, чтобы купить подарки домой. В итоге в аэропорту у нас всегда – перевес, а подарков все равно не хватает… И, оформляя багаж в каком-нибудь европейском аэропорту, мы грустно говорим друг другу, что всю Францию (или Испанию, Италию, Черногорию…) с собой не увезешь.

Конечно, и у нас в Москве полно шикарных магазинов, но цены в них, увы, зашкаливают. И, зная, что во Франции можно купить прекрасное вино за 3–4 евро (даже за 2 и 1,5 евро!), совершенно не хочется покупать его в Москве за 500–600 рублей! Поэтому мы набиваем чемоданы до отказа и с грустью говорим себе, что Париж – дешевый городок, а Москва по праву носит почетный титул самого дорогого города мира! И очень странно, что в этом самом дорогом городе мира еще живут учителя и инженеры!

Редкий французский завтрак обходится без круассанов и кофе

Утренние кафе – не единственная кулинарная достопримечательность Франции. Бывают еще специальные обеденные бары, где подают суп с фрикадельками, фрикадельки и тефтели без супа (всего 30–40 сортов!), салаты и десерт. Лучшие фрикадельки и тефтели во Франции можно попробовать в ресторанах «Giraudet». Еще в 1880 г. некий Жозеф Moин приготовил вкуснейшие фрикадельки, соединив в «счастливом браке» – «простоту пшеничной или манной крупы с благородством яиц, свежего масла и мяса».

В 1910-м Анри Жироде овладел искусством приготовления самых разнообразных фрикаделек и тефтелек – на основании мяса птицы, раков, креветок и даже трюфелей. С тех пор искусство приготовления фрикаделек передается в доме Жироде из поколения в поколение. Служащие и туристы приходят пообедать к «Жироде», чтобы отведать великолепный суп с фрикадельками, а на закуску – тонкий десерт, какой-нибудь необыкновенный фруктовый мусс. Продаются в «Giraudet» и фрикадельки и тефтели-полуфабрикаты, которые можно приготовить дома, а заодно и тончайшие соусы к ним!

С наступлением полудня пустеют парижские офисы: приходит время обеда, и в течение двух часов даже думать о работе – дурной тон. Наших патриотично настроенных сограждан в Париже ждет разочарование. Вместо жирного бульона с куском мяса французы предпочитают легкие овощные супы – с сыром, сухариками и разнообразными приправами. Популярен и марсельский рыбный суп буйабес (bouillabaisse), который в столице умеют готовить не хуже, чем в Марселе.

Одно из лучших сырных ассорти, заказываемых обычно в качестве послеобеденного десерта, подают в самом старом ресторане Парижа «Le Grand Vеfour», расположенном на улице Божоле в галерее Пале-Рояль. Стены этого заведения помнят многих великих сынов Франции. Например, Виктор Гюго обожал здешний суп-пюре из зеленой фасоли, до сих пор предлагаемый в меню. Те же, кто без щей и каши не может прожить дня, пусть отправляются в 17-й округ Парижа, где в многочисленных заведениях питания нетрудно отыскать пресловутые щи, кашу, пельмени и даже пирожки с мясом. В 17-м округе очень много русских!

Но если следовать традиции французской, то с 12 до 14 часов самое время для улиток в соусе из петрушки на тончайшем золотистом слоеном тесте или для ската в лимонном соусе. Подлинно французский обед невозможен и без ломтиков байоннской ветчины.

Ужинают французы поздно – в восемь или девять часов вечера, часто при свечах и непременно с красным вином. В особых случаях, чтобы подчеркнуть торжественность момента, на стол подают «черные бриллианты», знаменитые трюфели из Перигора. В парижский «Дом трюфелей» они поступают с ноября по март. О цене на эти грибы лучше не думать – чтобы не испортить аппетит. Один килограмм стоит от 400 до 1000 евро в зависимости от урожая. Тем не менее трюфелемания охватила не только самих французов, но и туристов, которые захаживают на площадь Мадлен в Париже, чтобы если уж не купить, то хотя бы полюбоваться «капризными принцами из Перигора».

Особой привлекательностью эти «принцы», правда, не отличаются. Гриб черного или красно-бурого цвета, с крупными бородавками, красивым не назовешь. Мякоть у него красноватая, с белыми прожилками. Лучшими считают трюфели размером с большое яблоко. Они составляют всего 1 % от общего сбора и относятся к категории super extra. Самые маленькие плоды – с вишню (а таких 90 %) – годятся лишь для приготовления соусов и подлив. Надо отметить, что черный трюфель одинаково хорош как с телятиной на обед, так и с шоколадом на ужин.

Длится ужин немыслимо долго. Пока не будут исчерпаны остроты, не догорят свечи и не наступит ночь – время романтики. А без нее и Париж-то представить невозможно!

Пообедав у «Giraudet», вы можете поужинать, скажем, у «Вателя». Но такой ужин обойдется дорого. Рестораны «Ватель» – символ французского шика и утонченной кухни. Они названы в честь дворецкого и повара принца Конде, знаменитого Франсуа Вателя, который превзошел всех во Франции своей эпохи в искусстве кулинарии и оформления праздников. Ватель служил принцу Конде – великому полководцу и активному участнику Фронды, восстания против кардинала Мазарини, Анны Австрийской и юного короля Людовика XIV. Когда Людовик вырос, он пощипал перышки самым активным фрондерам, среди которых был и принц Конде. Принц всячески пытался вернуть милость короля и с этой целью пригласил его величество в свой замок Шантильи, расположенный неподалеку от Парижа.

На Франсуа Вателя была возложена высокая задача – устроить королю такой шикарный праздник, чтобы тот забыл обо всем и взыскал своими милостями принца Конде. Сначала Ватель оставался на высоте и так поразил вкус и воображение короля, что тот пригласил его к себе в Версаль в качестве управляющего. Но на последний день поставщики не успели привезти в Шантильи рыбу, и король лишился «рыбного дня». Ватель не смог снести такого позора и заколол себя шпагой… С тех самых пор имя «Ватель» считается во Франции символом не только высокой кухни, но и самоотверженности и достоинства повара.

На ужине у «Вателя» я побывала благодаря Лионскому университету, точнее – Центру славянских исследований при университете, устроившему коллоквиум «Время в поэтике акмеизма» и пригласившему участников коллоквиума на заключительный банкет. У меня до сих пор хранится меню этого ужина, напоминающее музыкальное произведение.

Итак, что было увертюрой? Аmuse-Bouche (т. е. «Услада рта»), т. е. разнообразные закуски, в том числе и бланманже. Первое действие включало в себя «Enroul? de saumon fum? en bavarois de choux fleurs aux oeufs de lump et caviar rose ou Terrine de foies de volaille aux noisettes. Сonfiture doignons et condiments», то есть «ломтики лосося, свернутые в трубочки и обжаренные по-баварски, с капустой брокколи и с яйцами пинатора и розовой икрой» или «Паштет из печени птицы с орешками. Луковый соус и приправы».

Второе действие было еще разнообразнее и насыщеннее: «Escalop de thon rouge ? la milanaise, tagliatelles fraiches, coulis de tomates ou «Fondant de veau, cr?me de citronelle, mousseline de potiron ? la canellе, champignon farci». «Эскалоп красного тунца по-милански, сделанные вручную спагетти, томатная подливка» или «Размягченная телятина в лимонном соусе. Тыквенный мусс с тефтельками. Фаршированные шампиньоны».

Кульминацией этого кулинарного действа была знаменитая французская сырная тарелка (le plateau de fromages). На выбор предлагался творог в специальной подливке.

После такого изобилия, сопровождавшегося самыми разными винами, как холодными, так и подогретыми, я впала в полную эйфорию и на еду уже смотреть не могла. И тут официант, одетый в синий форменный костюм от «Вателя», торжественно провозгласил: «А теперь, дамы и господа, тележка десертов!» Милая, ослепительно улыбавшаяся девушка вкатила в зал тележку, на которой были симметрично разложены фарфоровые блюда с пирожными, пирогами и фруктовыми муссами. Все это выглядело восхитительно вкусно, но я уже истратила все силы на телятину, фаршированные шампиньоны и сыры. Я так жалобно посмотрела на тележку десертов, что сидевший рядом со мной лионский профессор, глубокоуважаемый мсье Жан-Клод Ланн, превратно истолковал мой взгляд и придвинул ко мне тарелку с пирожными. «Ешьте, пожалуйста, ешьте!» – сказал он.

Ах, как мне было жаль этих пирожных! Я впервые ощутила, что есть место на свете, где мне дадут за рифму (пардон, за научный доклад!) целый ужин, а съесть этот самый ужин до конца просто не хватило сил! Пришлось проводить тележку жалобным взглядом и тяжело вздохнуть… Как мне не хватало этих пирожных потом, в отеле, когда ко мне вернулся аппетит!

За столом у нас с лионскими коллегами-славистами возник занятный разговор. «Почему в русской литературе так мало едят?» – спросила преподавательница лионской Ecole Normale, исследовательница русской и французской литературы Гаяне Армаганян.

Шантильи – дворец, в котором служил Ватель

Мы с коллегами стали отчаянно вспоминать, какой едой баловали себя герои русской классической литературы. Любовь Геннадьевна Кихней вспомнила про щи, которые хлебал Раскольников. Уважаемый профессор Лекманов заметил, что тело Чехова везли из Крыма в Москву в одном вагоне с устрицами. Я упомянула про ахматовские «устрицы во льду», которые «свежо и остро» пахли морем, и печеные лангусты, политые соком рейнских полей, о которых так вдохновенно повествовал Николай Гумилев в стихотворении «Сентиментальное путешествие». Профессор Любовь Геннадьевна Кихней заметила также, что много и смачно едят герои Гоголя. «Но Гоголь – украинец!» – хором сказали французские коллеги во главе с ученым-филологом Натальей Гамаловой, и нам пришлось с ними согласиться. Потом мы вспомнили и про гастрономические прихоти баловня судьбы Евгения Онегина…

Бесспорно, герои французской литературы едят больше, лучше и вдохновеннее, чем их русские собратья. А после протухших щей, которые хлебал несчастный Раскольников, ему оставалось только пойти и убить старушку-процентщицу! Вряд ли бы он отправился на это постыдное дело после пирожных «Мадлен», воспетых Марселем Прустом, и бланманже! Французское обостренное внимание к еде сродни преданной сыновней любви к земле, к ее дарам и плодам. Русские на земле обустроены плохо – всё рвутся куда-то, в иные миры, поэтому и к земным дарам и плодам относятся снисходительно, почти с презрением. Не нравится нам быть сытыми, что ли?!

К слову, Франция – единственная страна в мире, где повар может быть награжден самыми высокими правительственными наградами, включая орден Почетного легиона. А что? Изобрести новый рецепт изысканного соуса порой не менее сложно, чем провести дипломатические переговоры! Высокая кухня – это искусство, прекрасная музыка, каждая нота в которой имеет свое значение и философский смысл.

Сыновняя преданность французов своей земле отнюдь не исключает духовности и любви к Богу. Просто французы умеют совмещать земное и небесное. Они более уравновешены, чем мы, и часто не понимают русских противоречий. «Это русские моменты», – говорят французы в том случае, когда не могут нас понять. Я же считаю, что в любви к пирожным «Мадлен» нет ничего постыдного.

Русское и украинское отношение к еде действительно не совпадает. Украинцы, как и французы, не стесняются любить еду, как и вообще – «дары земные». Русские же в глубине души считают, что «не стоит делать из еды культа». Французы почитают «высокую кухню» и кулинарное искусство и не стыдятся этого. Кулинарное искусство – это проявление мастерства, а мастерство во Франции, как и в целом в Европе, считают одним из высших человеческих достижений. Как и любовь, доблесть и веру…

В завершение хочется сказать несколько слов о воспетых Марселем Прустом пирожных «Мадлен». Я так восхищалась их вдохновенным описанием в цикле романов «В поисках утраченного времени», что в Париже первым делом спросила в одной из попавшихся мне кондитерских, как выглядят пресловутые пирожные. Мне принесли нечто вроде кексов, но мягких, нежных, тающих во рту. Я узнала, что эти пирожные называются «магдалинками» (или «мадленками») в честь святой Марии Магдалины.

Знаменитые аркашонские устрицы

Марсель Пруст описывал свою встречу с «магдалинками» так: «В то самое мгновение, когда глоток чаю с крошками пирожного коснулся моего неба, я вздрогнул, пораженный необыкновенностью происходящего во мне. Сладостное ощущение широкой волной разлилось по мне /… / как это делает любовь, наполняя меня некоей драгоценной сущностью: или, вернее, сущность эта была не во мне, она была мною. Я перестал чувствовать себя посредственным, случайным, смертным. Откуда могла прийти ко мне эта могучая радость?» Пирожные «Мадлен» у Пруста – это символ женского мира, они связаны с образами матери и тетки героя-рассказчика, в них – ощущение Вечной Женственности, заботливой, нежной и оберегающей.

Мне рассказали, что магдалинки в Средние века пекли в форме сердца, и они символизировали полное любви к Богу сердце верующего. Так что любовь Марселя Пруста к магдалинкам («мадлен») покоилась на глубоком христианском фундаменте.

На ужине в ресторане «Ватель» мне довелось попробовать не сладкие, как обычно бывает, а соленые «мадлен» с начинкой из овощей и трав. Это было необыкновенно, божественно вкусно! Соленые «мадлен» вкушают (именно вкушают, а не едят!) с подогретым вином. Если у Марселя Пруста из чашки чая со сладкими «Мадлен» выплыл его родной городок Камбре, соборы, колокольни, дома с остроконечными шпилями, то я, вкушая соленые «магдалинки», увидела Черное море. Такое, каким я его обожала в детстве, – тихое, утреннее, серебристо-лазурное.

Волны подбегали к моим ногам, словно хотели познакомиться, и я радовалась этому знакомству. Я поняла, что «мадленки» – это пирожные воспоминаний. Они вызывают в душе человека самые приятные, самые сладкие воспоминания его жизни. И тогда, подобно Марселю Прусту, он закрывает глаза и чувствует, что любовь наполняет его новой, драгоценной, сущностью. Так пища земная становится небесной. Так в душе человека и в мире вокруг него устанавливается равновесие. И все благодаря маленьким, хрупким пирожным «Мадлен»… А главное – благодаря любви, воображению и вере.