София, Шипка, Габрово…

Утро вечера мудренее – это о Стояне. Ранним утром он разбудил меня и сказал, что мы едем в… Варну. И первым вопросом было: почему, зачем, мы ждем ребят в Софии? И это через день после разговора с «другом», когда мы со Стояном готовились встречать в болгарской столице ребят, прибывающих их Калиакрии автобусом?

Для них уже выделили комнаты в моих «апартаментах» на третьем этаже приветливого домика старых болгар. Ольге отвели крохотную комнатку два на два с половиной метра, с маленьким оконцем, но с огромной тахтой, покрытой длинношерстным узорной выделки ковром. И вид из оконца был отличный: горы синели за массивом зелени – то ли садов, то ли лесов. Влад будет со мной на спальном месте на тахте, правда, более скромных размеров.

Все заботы по питанию мы возьмем на себя. Я решительно отстоял это право перед Стояном, стремившимся продолжить финансирование нашей троицы.

Первое знакомство со столицей происходило, конечно, в сопровождении Стояна… Но ребят мы не дождались, а сами поехали к ним… в Варну.

Предложение Стояна было весьма привлекательным – морской музей. В общем, рандеву с ребятами было назначено в двенадцать дня возле музея. Их туда должны были подбросить из Калиактрии. Так и случилось: в полдень мы были у музея и воссоединились с Владом и Ольгой.

Нас встретил друг Стояна – подводный археолог Катюша: она и по паспорту именно Катюша (а не Екатерина), так ее нарек отец-партизан в честь песни «Катюша». Эта песня в годы войны стала боевым гимном антифашистов в Болгарии и других странах Европы.

В музее мы увидели каменные якоря в возрасте двадцати пяти веков, амфоры с характерным славянским орнаментом и другие вещи обихода. Катюша рассказала о крепости, ушедшей под воду… День мы закончили в мотеле на берегу моря, куда нас привела подводный археолог.

О чем был разговор с Катюшей, лучше всего может быть понято из записи, сделанной Стояном по свежим впечатлениям о визите в Варну.

Историческая справка. Среди болгарских археологов бытует твердое мнение – в прибрежных водах страны сокрыто столько реликвий, что их хватит на добрую сотню исторических музеев.

Ученые, приобретя дополнительную профессию аквалангистов, уже извлекли со дна Черного моря значительное количество уникальных предметов. К ним относятся каменные якоря с кривитских судов, доказывающие торговые связи этого района со Средиземноморьем еще в ХV веке до новой эры.

В краеведческом музее города Ропотамо можно видеть и другую редкость – амфоры, явно принадлежавшие южным славянам. Ученые отнесли их к VI веку. Сосуды свидетельствуют, что первые славянские племена, переселившиеся сюда из причерноморских степей, охотно перенимали опыт греков и других народов Балкан по перевозу своих продуктов моря.

Каждый год большие археологические работы проводят члены клуба «Морское общество» из Бургаса. Их открытие середины восьмидесятых годов – находка средневекового порта Ранули. В текстах IX века называется крепость с таким названием, принадлежавшая болгарскому правителю Круму.

Однако в более поздних документах название Ранули уже не упоминается. Ученые разобрались: почему? Берег Бургасского залива с ХII века испытывает ряд опусканий. И крепость ушла на дно моря. Археологи установили, что около нее находился крупный морской порт, игравший важную роль для этих мест именно в Х веке.

А на следующий день мы двинулись на Шипку. Появились мы там часа через два, преодолев несколько не очень крутых перевалов. Еще издалека увидели на вершине горы этот всемирно известный памятник. И потом еще более часа преодолевали путь к нему по дороге-серпантину.

О Шипке, конечно, мы знали, но… вот о войне того времени, конечно, почти ничего. Разве по картинам художника-баталиста Верещагина.

… Пока мы добирались до вершины, Стоян о событиях вокруг Шипки не распространялся – его «звездный час» будет там, на самой вершине горы! Рассказывал я: о визите в родной дом художника.

Вот это воспоминание.

Георгиевский кавалер Верещагин. Дом стоял у кромки волжской воды в городе металлургов Череповце. Туда осенним днем мы прибыли на теплоходе с шестидневным визитом в ряд старинных городов, среди которых Углич (место убийства царевича Дмитрия), Кирилло-Белозерский монастырь (обитель и крепость на северо-восточной Руси).

Мы чуть было не опечалились – дом-музей братьев Верещагиных оказался закрытым на осенний профилактический ремонт. Но удалось попасть внутрь дома и уговорить заведующую, милую женщину-энтузиаста, рассказав ей о моем «личном знакомстве» с Верещагиным в глубоком детстве с помощью «Детской энциклопедии», изданной еще в начале века.

В доме были репродукции картин художника – «Апофеоз войны» с пирамидой черепов, а из «болгарской серии» – трагического звучания «На Шипке все спокойно!». В общем, из «гнезда Верещагиных» ушли мы, получив на память о доме-музее буклеты и купив отличного качества альбом.

А почему музей «братьев»? Художниками стали два брата, а где-то за синими далями в то время приютился, еще в древние времена скрываясь от набегов, городок Елабуга. Один из братьев знаменитого художника поселился там и наладил производство вологодского сливочного масла. Начав с России, фирменное масло высшего качества на многие годы завоевало европейский рынок. Об этом свидетельствует тот факт, как рассказывали мне знакомые французы, что под маркой «верещагинское масло» до сих пор можно найти его собрата в их стране.

Не могу я в своем рассказе обойти трагическую гибель художника. Это случилось в военно-морской базе Порт-Артур в первый день Русско-японской войны. В канун ее художник приехал для работы над зарисовками батальных сцен в ожидаемой войне. В богатой острыми событиями истории нашей Отчизны художник был вместе с ее участниками, причем уже в который раз.

Так он делал в годы войны в Туркестане и на болгарской земле… За непосредственное участие в военных действиях в Средней Азии художник-баталист, единственный из всех русских художников того времени, был удостоен почетной награды – офицерского боевого георгиевского креста.

…Без объявления войны японцы напали на русский флот, атаковали торпедами флагманский броненосец. Во время боя с ними он оказался на минном поле, взорвался и затонул в считанные минуты.

В тот трагический день Россия лишилась дух своих великих сыновей, талантливых людей, гордости Земли Русской: в мартовские холодные воды ушли художник Василий Васильевич Верещагин и флотский стратег и кораблестроитель адмирал Степан Осипович Макаров…

…Мы медленно приближались к Шипке. Величие памятника героям Шипки – доблести русских воинов – было не так заметно из-за дальности. Он казался не более спичечного коробка, поставленного на узкий торец. Но с каждым поворотом шоссе памятник вырастал в размерах и вблизи закрывал уже полнеба, нависая каменной громадой над собравшимися у его подножья людьми.

Вид с высоты горы открывался изумительный – дали на десятки километров. На это в первую очередь обратил наше внимание Стоян, естественно, взявший в свои руки рассказ об этом знаменитом месте.

Это была не размеренная и хорошо заученная речь заштатного экскурсовода. Мы стали свидетелями пылкого рассказа человека, влюбленного в свою родину и ее историю. И мы внимали каждому его слову, жадно поглощая даты, количество войск и славные эпизоды подвигов армии и солдат-одиночек.

Стоян говорил, что благодарная память его сограждан сохранила детали тех зимних дней и ночей. По заснеженному крутому склону русские солдаты под огнем с хорошо укрепленных турками позиций ворвались на вершину и повергли врага в бегство…

Мы перешли к другому барьеру, от которого с высоты горы просматривался еще один знак уважения русскому солдату из истории последней мировой войны. У подножья горы, но с другой стороны, возвышался многометровый светлого камня памятник советским воинам и освободителю, нареченному болгарским народом Алешей.

К нему и был наш следующий путь. Еще во время посещения небольшого музея, размещенного в основании памятника героям Шипки, мы отбратили внимание на фотопортрет женщины с Герогриевским крестом. Тогда что-то нас отвлекло. И вот теперь, спускаясь к памятнику советскому солдату по ступенькам, коих было более ста, мы напомнили об этой фотографии-экспонате.

– Стоян, почему эта дама награждена, и у нее между колен стоит гусарская сабля? – спросил я Стояна.

– Ты обратил внимание на саблю? Но почему гусарская?

– А темляк? Кисточка особая – из мелких «косичек»… Потому и гусарская…

– На этом фото – наша героиня, подобно той, что в фильме «Гусарская баллада». Тогда русские воевали против Наполеона… И та героиня имела реальный прототип… А наша – фрейлина императрицы и еще кавалер боевой награды – офицерского Георгиевского креста, болгарского и румынского орденов, – начал свой рассказ Стоян.

Девица-гусар. Оказывается, ее род фон Штоф ведет свое служение России с Петровских времен. Ее прапра… участвовали во всех войнах России – петровских, с турками, на Кавказе…

Бежать на фронт Александре помог ее брат. И она, прямо из Смольного института благородных девиц, прибыла в действующую армию, где доказала, что может быть кавалеристом: прекрасно ездила в седле, владела саблей, стреляла из ружья…

«Зеленый корнет», она начала воевать, командуя сотней донских казаков. Год провела она в боевых действиях. И когда обман раскрылся, казаки не могли поверить: «Неужели нами командовала баба?!». С войсками она прошла боевой путь от Шипки до Плевны.

А затем – санитарка в госпитале; не получив согласия от империатрицы, вышла замуж за студента-медика, там же, на фронте. Брак с простым человеком стоил ей баронского титула – царский двор ее не принял. Но императрица все же оставила ее при себе – для «диковинки», в звании статс-дамы, возвратив ей титул фрейлины.

Взамен светской жизни ее семья выбрала работу под Саратовом: он – врач, она – фельдшер. У них было шесть детей, но они до революции не дожили.

– В 1925 году Александры-гусара не стало. Ей было 66 лет. В Болгарии, месте ее боевой молодости, Александре Штоф-Соколовой так и не пришлось побывать, – завершил рассказ Стоян.

Любопытен уникальный факт из истории советско-болгарских отношений. Он приводится в коротком рассказе из опубликованной в 2010 году моей книги «Разведка Великой Отечественной». В разделе «Болгарский эпилог» говорится о работе разведки советской госбезопасности в условиях фактической оккупации Болгарии гитлеровцами.

Уникальность заключается в том, что царская Болгария была союзницей Германии и имела договор о ненападении с Советской Россией. Это был единственный случай в годы войны, когда обе воюющие стороны – Германия и Советский Союз – имели одновременно посольства в одной столице.

Чтобы лучше представить ситуацию с Болгарией в этой войне, привожу отрывки из книги («Болгарский эпилог»):

«… После успехов Красной армии у Сталинграда и на Курской дуге в Болгарии резко активизировалось партизанское движение.

Еще в начале войны в Болгарию были заброшены разведывательно-диверсионные группы, состоявшие из болгарских эмигрантов-антифашистов. Организатором Движения сопротивления – подполья и партизан – стало Загранбюро болгарской компартии. Через это бюро разведка советской госбезопасности наладила связь с Сопротивлением.

Осуществил это опытный подпольщик и партизан еще времен Гражданской войны в нашей стране, сотрудник органов госбезопасности с 20-х годов Дмитрий Георгиевич Федичкин.

(Справка. Советскому руководству было известно о том, что большой интерес к Болгарии проявляет премьер-министр Британии Черчилль. Он проводил политику, направленную на объявление Болгарии военным преступником с тем, чтобы можно было ввести в эту страну англо-американские войска.

Балканы постоянно являлись зоной повышенного интереса Британии, и Черчилль в переговорах со Сталиным многократно возвращался к этой теме, вплоть до обсуждения предложения открыть „второй фронт“ как раз на Балканах. Однако это не входило в планы Москвы.)

…Кроме источников в окружении царя Бориса, сотрудники резидентуры, возглавляемой Федичкиным, сумели приобрести источники в болгарском правительстве, в министерстве иностранных дел, армии, в политических партиях. Ее работе способствовал успех Красной Армии на советско-германском фронте. И, конечно, глубинные симпатии болгарского народа к России и Советскому Союзу.

Была вскрыта попытка болгарского правительства в обход СССР договориться с англо-американской стороной о сохранении антисоветского режима в стране и недопущении Красной Армии в ее пределы. И советская разведка пристально следила за секретными переговорами между Болгарией, США и Англией с целью сохранить угодный Западу режим…

5 сентября 1944 года СССР объявил Болгарии войну, отверг предложения о перемирии и ввел в эту страну свои войска, рассчитывая на поддержку болгарского народа. И вновь созданная болгарская армия воевала против Германии до конца войны.

Характерен такой факт: „окопным“ орденом Отечественной войны разведчики, работавшие в зарубежных разведточках в годы войны, были награждены специальным решением лишь в 1980 году. Но Дмитрий Федичкин получил эти два ордена еще в годы Великой Отечественной войны.

Работа разведки в этой стране позволила фактически без военной конфронтации привлечь на сторону антигитлеровской коалиции и в интересах советской стороны целое государство – союзника Германии. А еще ранее – не дать этой стране открыть фронт военных действий против СССР силами царской болгарской армии.

„Ценный агент стоит целой армии“ – это высказывание Ронге, германского разведчика Первой мировой войны. Но советские разведчики во главе с Федичкиным пошли дальше – они с группой агентов из числа болгар предотвратили вступление в войну против СССР целого государства!».

…От Шипки до Габрово – рукой подать, и все под горку. Этот древний город стал известен русским людям еще с войны 1877–1878 годов, когда здесь проходили главные сражения с турецкими войсками за Шипкинский перевал. Турки стремились не пустить русские войска в южную часть Болгарии. Расположен город вблизи этого стратегически важного для войны перевала на берегах быстрой горной реки Янтры.

При подъезде к городу с высоты очередного поворота дороги Стоян остановил машину и указал на хорошо видную церковь Успения Святой Богородицы:

– Мы подъедем в первую очередь к этому месту. Это для города и всех болгар почитаемое место…

И действительно, когда мы оказались вблизи церкви, то поняли, что имел в виду Стоян.

– Здесь чтут память русских воинов, – говорил Стоян. – В этой братской могиле лежат 16 офицеров и 465 нижних чинов 14-й пехотной дивизии, погибших в боях и умерших от ран в госпиталях…

Мы пошли к другой могиле-памятнику – прапорщикам Краховецкому и Николаеву…

– И таких мест в Габрово десятки, – пояснял Стоян. – А город стал таковым лет за пятнадцать до знаменитой битвы за Шипку. Его жителями стали бежавшие от турок из Софии и других крепостей. После освобождения Болгарии от турок Габрово стремительно стало развиваться и даже получило прозвище «болгарский Манчестер»…

– А сейчас? – спросил Влад.

– Сейчас – в основном легкая промышленность…

Мы вышли к центру города, насыщенного стариной до предела – стены древних зданий, мосты, колокольни церквей, просто дома с красивыми узорами на стенах. И мало прохожих. Видимо, был рабочий день…

– Обратите внимание на мосты города, – говорил Стоян. – Это старинные шедевры… Их отреставрировали как памятники славной истории города и страны…

– И что они носят собственные имена, как, например, в Москве или Ленинграде – там даже есть Поцелуев мост, – воскликнула Ольга.

– Конечно, и здесь также: «мост рабов», «мост львов», «артистов», «основателей города»…

– Сколько жителей в Габрово сейчас? – спросила Ольга.

Стоян помедлил и ответил:

– За двадцать лет город потерял четверть своего населения, и виной тому стал развал соцлагеря… Люди покидают и город, и страну… Сейчас здесь проживает около 60 тысяч человек…

– То, что Габрово получил мировую известность за его юмор, это понятно, но… – заявил Влад.

Но его перебила Ольга:

– …но правда ли, что город стал обладателем чего-то на небе?

– Правда, – пояснил Стоян. – Действительно, в честь Габрово назван астероид, отрытый в день юмора… 1 апреля…

Много интересного еще и еще поведал нам Стоян об этом любопытном городе. Вот его рассказ.

Габрово – город юмора и не только. Возник город в эпоху раннего Средневековья, ибо стоял он на перевале горной Болгарской цепи. Здесь была открыта первая болгарская школа (1835). Город в этот период переживал свою эпоху Возрождения. И этому времени посвящен музей на открытом воздухе, километрах в восьми от города.

И конечно, Дом сатиры и юмора, в основе которого оказалась якобы скупость жителей, а на самом деле – их остроумие. Мы были поражены обилием экспонатов со всего света.

– Здесь собраны в 10 залах на площади 8 000 квадратных метров экспонаты из 153 стран мира, – пояснял Стоян. – И все – о юморе и сатире… А вот и советский экспонат…

И Стоян показал нам вполне серьезный документ: копию Почетного свидетельства, выданного Институтом теоретической астрономии АН СССР, о присвоении названия «Габрово» астероиду 2206, открытому именно 1 апреля…

Почти в черте города – крепость, в давние времена защищавшая перевал. На самом перевале мы видели памятник Свободе, и рядом с ним – памятник советскому солдату Алеше.

Габрово – побратим городам одиннадцати стран. Из России – только Мытищи, а на Украине – Чернигов.

Город считается болгарской столицей юмора, наподобие Одессы, и ежегодно в нем проходят фестивали юмора. Сами габровцы часто выступают персонажами анекдотов и даже имеют свой статус юмора – габровского. Этот юмор – гимн скупым людям, более того, – чрезмерно жадным, стремящимся сэкономить на всем.

В Габрово находится единственный в своем роде Дом юмора и сатиры (по-болгарски – Дом на хумору и сатирата). Дом проводит регулярно различные юмористические конкурсы с вручением званий лауреатов, причем и художникам-карикатуристам.

Стоян передал нам распечатку из интернета о Габрово, которую ему любезно предоставил знакомый ему сотрудник музея. Вот как представлен в Интернете раздел «Анекдоты про габровцев»:

«Для тех, кто не знает, кто такие габровцы – жители Габрово, района Болгарии. Судя по анекдотам, некоторые из них – большие жмоты. Сверхэкономность и жадность – основные темы анекдотов про габровцев».

А начинается серия анекдотов в Интернете с семи характеристик габровцев под общим заголовком: «Про габровцев говорят…»:

…все габровские мужчины записались в общество охраны животных, чтобы иметь возможность отказывать женам, когда они захотят иметь кожаное пальто;

…чтобы не платить трубочисту, они запускают в трубу кошку, подпалив газету, привязанную к хвосту;

…кошкам они отрезают хвосты, чтобы можно было быстрее закрывать двери и не впускать холод;

…они солят рыбу так, чтобы одну рыбину можно было съесть не меньше чем за неделю;

…покупают они не гладкие дрова, а с сучками: от них больше тепла, потому что пока их порубишь, то хорошо согреешься;

…угощая чаем, они нагревают ножи, чтобы ими нельзя было взять масло;

…покупая пудру для жены, они досыпают в коробку муку, чтобы надолго хватало…

Как-то так вышло, что экскурсия по Софии у нас все не получалась. Стоян нас «таскал» вдали от нее. За два дня до прихода в Калиактрию судна «друга детства» Стоян вывез нашу троицу на знакомство с древним городом. Оноправдывался:

– Это я специально вас томил, чтобы вы еще острее почувствовали древность моего города…

И хотя Стоян был путеводителем хоть куда, все же он решил иметь дело с профессионалами – архитектором и археологом.

Свой путь мы начли с окраины, где старина от греков и римлян если и не просматривалась, но все же незримо присутствовала. Стоян позвонил некой Свободе, которая оказалась архитектором-хранителем старины. И вот первые шаги по окраинным улочкам. Свобода поясняет:

– Здесь почти все – памятники… И во всех домах жизнь продолжается. Тридцать зданий – совсем старички, им по сто пятьдесят лет. Они сфотографированы и документированы. В основном это – деревянные дома…

– Строили их народные мастера? – спросила Ольга.

– Просто строившие их были талантливыми людьми, – как бы протестуя, что ее перебивают, довольно резко молвила Свобода.

– Значит, самоучки! – удовлетворенно буркнула Ольга.

А Свобода продолжала.

– Эта скала – часть местного ландшафта, а для города – целый район. И здесь прохладно, так как мы находимся на высоте более тысячи метров. Но, – указала Свобода на площадь в конце улицы, – лучше это почувствовать там.

Мы оказались в кофейне на крохотной площади с древними зданиями и признаками заботы о них.

Указав на крайний столик, Свобода сказала, что эта кофейня – ее постоянное место, и отсюда она открывает приезжим свой город. Мы молча крутили головами: справа от нас лепились разноцветные деревянные домики с высокими открытыми верандами. Эти веранды словно парили в воздухе над нижними этажами. Дальние дома утопали в молодой зелени – виднелись лишь красные черепичные крыши, да за ними вставали далекие горы. Слева журчала река, за рекой – тоже горы с густым хвойным лесом.

И умиротворяющая тишина…

Мы повернули головы на звук цокота копыт. На площадь въезжала повозка, высоко груженая хворостом. Паренек в ярко красной рубашке, ведя под уздцы низкорослую лошадку, сделал небольшой круг и остановился у кофейни. Видимо, его здесь хорошо знали – через минуту девчушка лет двенадцати вынесла ему глиняную кружку с ледяной водой, настолько она была запотевшей.

Свобода пояснила, что леса вокруг города чистые от бурелома. Зима суровая, а лес на дрова рубить нельзя, и потому сухостой собирают летом, но этот паренек начал заготовку дров с ранней весны.

– А кофе мы будем пить у меня дома, – решительно заявила Свобода. Выходя из кофейни, она потрепала парнишку по черным вихрам и, назвав его по имени, поблагодарила за раннюю очистку леса от хвороста. А тот, на секунду прильнув щекой к ее руке, видимо, за знак внимания к нему, как-то не по-детски, тихо произнес:

– Радость моему сердцу слова твои, Архитектор…

Свобода заметила, что возраст в Болгарии – святоуважаемое время для живущих людей. А этот парнишка Заслав – из очень древней и верной традициям семьи.

Несколько шагов от площади, и мы очутились в тесном лабиринте дворов. Прошли по зигзагообразной улочке шириной шага в три между каменными глухими заборами. Но и здесь она продолжила лекцию о старине города.

– Вот фасад, сохранился целиком, решетки деревянные. Каждый квартал – на холме. Речка журчит. И часто вот так здесь из века в век живет один род. А предметы, заборы, стены улиц, дома сделаны руками старого мастера. И все это и сегодня на месте, не потерявшее своего смысла в пользе людям…

Мы крутили головами, еле поспевая за пояснениями нашего влюбленного в свой отчий край гида. И вдруг ее окрик: «Стойте!».

– Эти стены двух соседей тянутся друг к другу, и в каждой стене с краю – по окошку. Как вы думаете – почему? Окошки для сплетен: соседка общается с соседкой…

Дом Свободы оказался весьма старым. Пересекая маленький дворик, утопавший в цветах, хозяйка повела нас на второй этаж. Под самой крышей – веранда с четырьмя дверьми: дом построен в виде креста. Такая конструкция сохранилась в самых старых здешних особняках. Внизу живут зимой, там и печка. На втором этаже – летние помещения. В главной комнате – сундук, старинный, с многовековой историей. В нем собраны вещи многих поколений предков – ковры-килимы, покрывала, разноцветные подушки из яркой парчи…

С гор повеяло мокрым снегом. И Влад, глубоко вздохнув запахи дома, с добрым чувством молвил:

– Пахнет старым деревом…

Уже потом, в Москве, готовя эти записки, я нашел заметки о визите в дом Свободы-Архитектора. Здесь были мысли, навеянные этим «случайным» визитом, с обобщениями, второпях набросанными на борту «Аквариуса».

Заметки автора. Прохлада древности… Мастер в этом доме отразил стиль своей жизни, психологию и экономику своего времени. И почему-то так случилось, что именно на дружеской болгарской земле вдруг прозреваешь: строя дом, человек оставляет на улице пред порогом кусочек свободной земли, места для «вежливости», чтобы можно было посторониться, пропустить телегу или соседа, горожанина, странника. И наконец, осознаешь: на окраине этого древнего города всему оставлено свое место – и чтобы на брусчатке после дождя грязи не было, и чтобы улицы стали ручейками в пору вешних вод, и чтобы порог твоего дома располагал к знакомству…

Уже приспособив эти заметки в текст рукописи, я вспомнил свое босоногое детство в Феодосии, куда на лето мы приезжали к деду. Там нас, пацанов, к морю выводила улочка у дома «певца моря» – великого художника Ивана Айвазовского. Улочка с брусчаткой имела небольшой уклон в сторону моря. Брусчатка?! Не потому ли она всегда была чистой и после дождя, и при ветре с гор или с моря?

В конце шестидесятых на улочку выходили три главных достопримечательности древнего города: дом-галерея-музей Айвазовского, краеведческий музей и музей-квартира Александра Грина, создателя романтической новеллы «Алые паруса» и целой страны ГринЛандии.

Редко бывал я в Феодосии после ухода деда из жизни, а он прожил девяносто два года и был однажды самым старым человеком в городе с двадцатью пятью веками истории. Где-то в конце семидесятых годов я «мою» улочку не узнал. И если овальные, полированные временем булыжники в прошлом жгли наши пятки, то теперь под ногами через подошвы обуви ноги чувствовали жар размягченного асфальта. И – мусор, который вместе с пылью ветер поднимал выше человеческого роста.

Так прелесть векового булыжника канула в вечность вместе с чистым горно-степным и морским воздухом.

…Стоян все чаще интриговал нас. Однажды он привел нас к бывшей площади Ленина, и мы спустились в подземный переход. Мы остановились в удивлении, словно попали в другие измерение: прекрасно сохранившаяся старинная кирпичная кладка, амфоры, статуи… Надписи поясняли, что при строительстве перехода найдены остатки древнего города Сердина, заложенного в XI веке до новой эры.

Как это было чудно, что слова были обращены непосредственно к пешеходам: мол, вы стоите на том уровне, на котором жил город тысячу пятьсот лет назад. А вот здесь предлагалось пройти через главные восточные ворота и идти мимо двух башен и крепостной стены, охранявших город до ХIV века.

И еще! При выходе современную плитку перехода сменили огромные плоские камни. Мы чуть было не прошли мимо, но замерли, когда Ольга воскликнула:

– Они стерты ногами тех самых древних горожан, римлян…

Уже наверху мы шли между внушительными административными зданиями и вдруг – котлован: раскопанная церковь Святого Георгия и вокруг фундаменты строений, следы улочек…

Из молчаливого созерцания нас вывел Стоян:

– Только археологи способны «расслоить эпохи» и показать, как, что и когда человеком было сделано. Не правда ли?

И он продолжил:

– Это снят еще один культурный слой… Но что важно, и это факт – София никогда не смещала своего центра. Ну, как в Москве – Кремль…

В центре Софии высится церковь все того же Святого Георгия. Ее базилика построена в IV веке в качестве римского общественного здания, а внутри – великолепная средневековая живопись, относящаяся уже к периоду Болгарского государства.

У нас на языке вертелся вопрос: как соседствует новое строительство с археологией? И вот мы снова в пригороде и не подозреваем, что под ногами лежит десятиметровый культурный слой.

Стоян указывает, что самые первые пласты, кажется, относятся к времени фракийцев – они первыми поселились здесь.

– Возможно, причиной для этого был местный горячий источник. Здесь на поверхности можно видеть, как в их трубах в стене старой турецкой бани и сейчас течет теплая вода, и люди приходят сюда с посудой.

Фыркнула Ольга, наша любимая торопыга:

– Из-за теплой воды построить город? Всего-то?

Не выдержал я, вспомнив Тбилиси:

– А знаешь ли ты, Ольга, что славный город с историей в тысячу пятьсот лет именно так и появился? Мы с моей женой Ниной провели там «медовый месяц» и целый год…

– Ну и что? – стала уже дразнить Ольга.

– А то! Название города состоит из двух слов: «тби» – тепло и «лиси» – вода.

– Одно верно, – вклинился в разговор Стоян, – главное – здесь тысячелетиями пересекались самые важные дороги. Не только внутри Балкан, но и пути из Европы в Азию, северных народов с южными…

Историческая справка. В разные эпохи этот благодатный край привлекал к себе людей, здесь проходили торговые пути из Приазовья к Средиземному морю и из Европы – на Ближний Восток, в Африку.

Здесь расцветали мощные цивилизации: фракийская, древнегреческая, римская, византийская, славянская, и каждая оставляла свой след. На языке археологов – культурный слой. Частые войны, восстания, набеги воинствующих кочевников, а во время пятисотлетнего османского ига – бесчинства разбойников-кырджали: они предавали огню и грабили города, а значит, делали жизнь ненадежной.

В любую из драматических коллизий люди прежде всего прятали в тайниках ценности. Вот почему только в ХХ веке в Болгарии были найдены в десятках местах тысячи ценнейших свидетельств того времени, возраст которых исчисляется тысячелетиями: это сотни килограммов золота в изделиях из времен десятка цивилизаций.

И вот находки двадцатых годов превратились в мировую сенсацию – «Панагюрские сокровища» стали изюминкой Болгарии на зарубежных выставках: в Нью-Йорке и Лондоне, Вене и Токио, в Москве…

…Вести нас в Национальный музей Стоян не решился – это заняло бы целый день. Но он предложил побывать там самостоятельно. Правда, заинтриговал нас экспозицией «Панагюрских кладов».

– Они из района древнеримских медных рудников, где кладоискатели, по-болгарски «иманяры», занимались этим издревле, – говорил Стоян. – Это о них говорит народная мудрость: ищу клады старые, портки ношу дырявые…