2

Уважать женщин – это долг, которому любой правдивый человек должен подчиняться с рождения.

Лопе де Вега

Зима в этом году затянулась (как говаривали, глобальное потепление особенно удалось), и потому у людей, вылетающих из аэропорта Домодедово в теплые края, были очень радостные и просветленные лица. Кислой физиономией щеголяла только девушка, встречавшая участников пресс-тура около информационной стойки и державшая в руках табличку с надписью «Эстрела-Тур». Девушке предстояло остаться в столице, где снова зарядил мелкий дождик, из-за которого оглушительно пахло мокрым асфальтом и клейкими листочками лип.

Впрочем, раздавая папки с билетами, ваучерами на проживание, программой тура и тяжеленным глянцевым каталогом фирмы, представитель фирмы оживилась, рассказывала всем подходившим к ней, как прекрасно они проведут время и как им понравится Испания – словом, включила в себе профессионала. Глядя на ее свежее личико, Санников подумал, что был, наверное, к ней несправедлив. Просто она тоже хочет в Испанию, где будет жара, крепости и дороги, и не хочет возвращаться обратно в офис, где ничего такого нет – разве только на картинке.

Павел взял свой пакет с документами и отошел в сторону – пока ему вовсе не хотелось общаться с коллегами, которые, если честно, и не коллеги вовсе. Ну да, он внештатный корреспондент ежедневной газеты «Утро», он напишет статью для страницы, где рассказываются дивные истории о домашних любимцах и их хозяевах, о чудесных встречах и расставаниях, не менее чудесных, о далеких городах и открытиях британских ученых – вот сколько всего влезало на одну страницу. Но это не означает, что сейчас он обязан общаться с людьми, на которых за десять дней насмотрится от души. Павел полюбовался, как сотрудница фирмы что-то рассказывает двум красоткам, по виду типичным журналисткам – вон и ноутбуки у них с собой, и чемоданы с наклейками! – усмехнулся и пошел на регистрацию.

Окончательно воссоединиться группа должна была уже по прилету, а пока все, сколько бы их там ни оказалось, регистрировались на рейс самостоятельно и затем бродили по дьюти-фри. Санников, как пришедший одним из первых, выбрал себе отличное место у прохода – у окна он принципиально не сидел – это ограничивало свободу действий, а свободой Павел очень дорожил, во всех ее проявлениях.

Старые привычки, переведенные теперь на новый уровень, давали о себе знать.

Он тоже походил по дьюти-фри, просто так, ничего не собираясь покупать, но не сидеть же на стульчике перед выходом на посадку, отсчитывая минуты, – и долго смотрел на какие-то духи в больших количествах, думая, не привезти ли жене флакончик.

Духами дело не решить, сказал кто-то трезвый и умный внутри Павловой головы. Духи, цветы, конфеты – все это применимо на ранних стадиях, когда ты еще не понимаешь, кто эта женщина, знаешь только: ты хочешь с нею быть. Она может обижаться, потому что ты произнес какую-то фразу, воспринятую ею совсем не так, или же не понял, что она в ресторан хочет, или же заговорил про отпуск – а она уже подумала, что вы с нею в этот отпуск поедете, просто так, через неделю знакомства. Тогда либо ты перестаешь отвечать на звонки, либо покупаешь букет, который посоветует тебе милая продавщица в ларьке, бутылку вина, коробку конфет (хотя твоя пассия вечно сидит на диете, конфеты всегда куда-то быстро из коробки деваются, вот ведь парадокс!) и едешь искупать вину. И через некоторое время искупаешь, чему способствует задушевный разговор и порция хорошего секса.

Врачи советуют обращаться к ним как можно раньше, чтобы вылечить болезнь на ранней стадии. Где-то он, Павел Санников, эту стадию прошляпил.

Он ведь всегда думал, что все у него будет не так, как у других. Что будет – ну вот как у отца с матерью, которые, как в сказке, жили долго и счастливо и умерли в один день, а до этого простиралась длинная жизнь, полная таких прекрасных вещей, как совместный отдых, блины по воскресеньям, внезапные поездки в город – просто так, погулять по Красной площади и Александровскому саду, или в парке Коломенского пройтись, или, например, в Царицыно. Павел не любил новое, отреставрированное Царицыно именно потому, что в том, старом, ощущалась особая романтика, и там они долго-долго гуляли с родителями, кидались охапками огненных кленовых листьев и фотографировались у стен и башен на старый «ФЭД». И всю жизнь, пока родители были живы, Павла не покидало спокойное и твердое чувство: к ним он может прийти всегда и увидеть, что так бывает.

Одна женщина всю жизнь любит одного мужчину, и наоборот, и только так и должно быть со всеми нами до скончания века. Павел и женился-то потому, что ему казалось, будто Ирина – та самая, волшебная, не фея, но уж точно колдунья, с которой каждый день будет сюрпризом.

Он не ошибся, в общем-то. Только сюрпризы все чаще становились неприятными.

Оттого, что позволил самому себя пожалеть, Павел рассердился и духи не купил.

Смысла никакого.

Он отправился к выходу на посадку, сел поблизости и некоторое время читал книжку с телефона, а потом появились работники аэропорта и начали грузить всех в самолет.

Народу в Испанию летела тьма – еще бы, кому не хочется сбежать от зимы, которая, мерещилось, все не желает уходить, все цепляется холодными костлявыми лапами. А ведь уже почти начало мая… Именно майские праздники, видимо, и следовало благодарить за то, что на рейсе на Мадрид оказалось столько молодых семей с неугомонными детьми – и уже сейчас было понятно: покою они не дадут. Станут носиться по проходу, истерически визжать и всячески мешать культурным гражданам. Павел сердился на себя, а виноват, как обычно, весь свет.

Санников недолго оставался в одиночестве: сначала явилась приятная дама средних лет, судя по всему, иностранка, и заняла место у окна, а затем, виртуозно обходя пассажиров, бившихся за багажное место на полках, пришли две девушки, показавшиеся Павлу смутно знакомыми. Точно, он видел их рядом с представительницей турфирмы. Значит, журналистки. У одной еще волосы смешно заплетены в две тощие косички, это Павел запомнил.

– Двадцать один, двадцать два, двадцать три, – считала та, что с косичками, а вторая, белокурая и полненькая, озиралась с некоторым испугом, как будто попала на жертвоприношение по случаю праздника в одном из африканских племен. – Вот тут я сижу. А вы?

– А я вот здесь, через проход, в серединке.

– У-у… Сэр, – обратилась девица с косичками к Павлу, – вы не могли бы поменяться местами с моей знакомой? Понимаете, мы очень бы хотели…

– Не мог, – отрезал Санников, хотя его позабавило это «сэр».

– А почему? – спросила она искренне, глядя на него громадными, неправдоподобными какими-то зелеными глазищами.

– Потому что я не хочу, – объяснил Павел.

– У-у, – протянула она теперь с совершенно другой интонацией. – Ладно, Инна, видите, мужчина не хочет. Давайте с вами потом в автобусе вместе сядем! Хорошо? И вы мне расскажете про эту вакансию!

– Ладно, – вздохнула пухленькая и полезла на свое место в соседнем ряду, а эта, с косичками, сказала Павлу:

– А вы меня не пропустите?

Он молча поднялся, подождал, пока она упихнет на полку свое имущество (ноутбук девица не убрала), усядется, и затем уже сел сам и пристегнулся. Стюардессы ходили по проходу, закрывали багажные полки и улыбались целлулоидными улыбками. Девица возилась рядом, а затем тронула Павла за руку.

– Послушайте, а вы тоже в пресс-тур летите, да?

– На мне написано? – осведомился он.

– Не-ет, – протянула она, улыбнувшись, и тут он обнаружил, что смотрит прямо ей в переносицу, усыпанную еле заметными, но все-таки самыми настоящими веснушками, – я на багажной полке увидела пакет с логотипом. Такой же, как у меня.

– Вы сыщик?

– Я Маша Журавлева, – ответила она абсолютно серьезно, – из «Семейного отдыха». А вы?

– Павел, – неохотно сказал Санников, отвел взгляд и замолчал. Не годится так пялиться на посторонних девиц.

– А откуда вы?

– Из Москвы, – окончательно раздражаясь, заявил Павел, – адрес назвать по прописке?

Она ничуть не обиделась, эта странная и очень общительная Маша Журавлева.

– Нет, я имею в виду – из какого издания?

Вот так теперь и будет, тоскливо подумал Санников. Она от меня не отстанет. Станет выпытывать, и расспрашивать, и интересоваться, и весь полет он проведет как на иголках, гадая – просто так она к нему прицепилась или не просто?

На подобный случай у Павла имелся безотказный способ. Потянувшись так, что в шее и плечах что-то смачно хрустнуло, Санников сцепил пальцы на бритом черепе и сказал с ленивой растяжкой, свойственной постоянным жителям неблагополучных районов:

– Да не, чё… Я вообще охранник. Ну, в охранной фирме работаю. А иногда для газеты «Утро» статейки пишу коротенькие, ну там про безопасность, что ли… – Он говорил и все косил на девушку правым глазом – действует, нет? – Ну я длинно особо не умею, а так. А мой редактор поехать не смог и меня отправил. Говорит, отдохнуть можно хорошо, выпить бесплатно. Это правда – про выпивку?

Конечно, по правилам игры не следовало задавать ей вопросов, однако Санников не смог удержаться.

– Иногда правда, иногда нет, – сказала Маша Журавлева, глядя на собеседника с особым пониманием – дескать, все мне про тебя теперь, милый, ясно.

– Ну, это хорошо. Я коньяк уважаю. В Испании, наверное, есть. Да я и в дьюти-фри прикупил, чтобы лететь не скучно было.

Маша кивнула и отвернулась, и Павел улыбнулся.

Хорошо с этими интеллектуальными девушками. Легко смутить.

Самолет выруливал на взлет, потом замер, прежде чем набрать скорость, и Павла вдруг охватило невероятное чувство свободы.

Все. Десять дней он никому ничего не должен. Жена, с которой непонятно какая стадия болезни под названием «совместная жизнь», работа и все, что к ней прилагается – депутаты, воротилы бизнеса и прочая прелесть, бойкая ежедневная газета «Утро», Ковальчук и ковальчуковский аврал – все это остается здесь, в Москве, и десять дней он, Павел Санников, не станет об этом думать. Он будет есть, пить, спать и смотреть из окна автобуса на страну, где до этого был лишь однажды и недолго, но все равно запомнил ее четко, как в выкрученном на максимум бинокле.

Полет до Мадрида занимал около пяти часов; после того как пассажиров накормили обедом, Павел задремал. Что-то такое ему даже снилось, легкое, как безе или вот йогурт из старого анекдота про алкоголика. Приходит алкоголик в магазин и спрашивает у продавщицы – что это у вас там такое нежное, воздушное? Йогурт, говорит ему продавщица. Ах, йогурт, йогурт, вздыхает алкоголик и просит две бутылки водки.

Сны обычно к Павлу приходили, как эти две бутылки водки – тяжелые, звякающие в памяти, словно в авоське, и проснувшись, он очень хотел бы избавиться от похмелья, вызванного такими снами. Они взбаламучивали память, заставляли думать о том, о чем думать не следовало. И сегодняшний нестойкий сон в самолете был настоящим подарком – пока не прервался.

Павла разбудило хихиканье.

Двигатели исходили ровным гулом, в начале салона истошно орал чей-то ребенок, а рядом с Санниковым Маша Журавлева читала текст на экране своего ноутбука, бормотала и хихикала в кулачок.

От злости, что его разбудили, Павел посмотрел, что именно она читает – в линзах он видел очень хорошо. «Нисса была менее многословна, чем ее сестра, когда из лошади появился дракончик чорного цвета. Если дракончиком можно назвать огромного монстра с огромной пастью, длиннющими кожистыми крыльями, длиннющей огромной шеей, мощным телом, покрытым огромными чешуйками, длинным хвостом и сильными мощными мускулистыми лапами с длинными жолтыми когтями. Она просто онемела и не смогла двинуться с места».

Орфография, пунктуация, но более всего – неподражаемый стиль автора так поразили Павла, что он спросил, не подумав:

– Что это за ересь?!

– А? – Маша оторвалась от чтения и увидела, как попутчик смотрит на экран ее ноутбука. – А-а! Это я внештатным редактором работаю в одном издательстве, и мне присылают…

– Я не спрашиваю, кем вы работаете, – перебил ее Павел, – это что за ужас такой?

– Обычная литература для подростков, – ядовито отозвалась Маша. – А вы по утрам небось только Сартра читаете? А по вечерам Шопенгауэра, да?

Раньше Павел читал различную литературу, в том числе весьма специфическую, не пропуская ни одной новинки, а с тех пор как его жизнь дала крен, предпочитал биографии. Вот недавно биографию Черчилля прочел, например.

Все, о ком шла речь в этих книгах, уже померли давно и никоим образом не могли Павлу навредить.

– Литература для подростков – это Жюль Верн и Буссенар, – заявил он наставительно, хотя вовсе не желал с нею спорить – зачем время тратить, и так видно, что не большого ума девица. – В крайнем случае Вальтер Скотт. А не… дракон из лошади.

– Для журналиста вы выражаетесь более чем странно. А уж для охранника тем более.

Тут он вспомнил, что перед тем, как лететь, кормиться и спать, изобразил перед нею «паренька с раёна», а теперь глупо прокололся. Нет, не возьмут его в разведку, теперь точно не возьмут!

– Я контуженый, – буркнул Санников и отвернулся, и ему показалось, что девица снова захихикала – но над ним или над очередным пассажем неизвестного автора, Павел не знал.

До конца полета он больше с ней не разговаривал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.